ИНДЕ АЛМЕТ «Инде» запустился в Альметьевске!
ИНДЕ АЛМЕТ «Инде» запустился в Альметьевске!
ИНДЕ АЛМЕТ «Инде» запустился в Альметьевске!
ИНДЕ АЛМЕТ «Инде» запустился в Альметьевске!
ИНДЕ АЛМЕТ «Инде» запустился в Альметьевске!
ИНДЕ АЛМЕТ «Инде» запустился в Альметьевске!
ИНДЕ АЛМЕТ «Инде» запустился в Альметьевске!
ИНДЕ АЛМЕТ «Инде» запустился в Альметьевске!
Университет Иннополис проведет вебинар о высшем образовании в Китае

10 сентября Университет Иннополис проведет открытый вебинар «Инновации в высшем образовании — передовые практики Китая». Об этом расскажут эксперты вуза…

Возможность: создать брендинг для парка Горького

С 6-го по 30 сентября в Казани пройдет лаборатория брендинга парка Горького. Ее организуют Compass Branding Agency и Дирекция парков…

В Belova Art Gallery пройдет лекция о танце в искусстве

27 августа искусствовед Наталия Шадрина прочтет лекцию «Танец в искусстве» в Belova Art Gallery. Она расскажет, как художники изображали этот…

Бар «Культ» отметит девятилетие

Бару «Культ» исполняется девять лет. Он отметит день рождения дог-френдли вечеринкой, сообщается в Instagram* заведения. С 21-го по 23 августа…

Иннополис отметит День республики фестивалем татарской культуры «Әйлән-бәйлән»

30 августа, в День республики, в Иннополисе пройдет фестиваль татарской культуры «Әйлән-бәйлән». Об этом сообщает пресс-служба города. Название праздника переводится…

На Московском рынке представят музыкальную часть перформанса sak-sok

21 августа на Московском рынке представят музыкальную часть перформанса sak-sok. Об этом сообщается в telegram-канале обновленного пространства. В основе работы…

Аниме «Призрак в доспехах» выйдет в прокат в кинотеатрах Казани

28 августа казанские кинотеатры начнут показывать киберпанк-аниме Мамору Осии «Призрак в доспехах». Прокатчиком 4К-реставрации выступает «Иноекино». В этом году ленте…

В Казани запустились встречи «Пиво, пешки, два слона»

В казанских барах начали проходить встречи «Пиво, пешки, два слона». Они направлены на популяризацию шахмат. Сообщество собирает в заведениях участников…

Киноклуб СinemaMatur покажет фильм Дени Вильнева «Пожары»

21 августа в киноклубе CinemaMatur пройдет показ драмы «Пожары». Лента Дени Вильнева вышла в 2010 году. Главные герои ленты —…

C 1 сентября мессенджер MAX будут устанавливать на все продаваемые в России смартфоны

С 1 сентября мессенджер MAX войдет в список программ, обязательных для предварительной установки на все продаваемые в России смартфоны и…

Альметьевск
8 августа 2025 в 14:06

Личное-публичное: еще пять коротких текстов о современном театре из Альметьевска

SHARE
THIS
ARTICLE
Сopy link Vk Telegram WhatsApp

«Тәти түгәрәк» «Кружка татарского хора» из Казани, «Квадрат» Димы Крестьянкина и «Это тебе» Никиты Славича из Петербурга, Mute альметьевского «Аулака»

Альметьевский театр горожан «Аулак» в третий раз провел Всероссийский фестиваль современного театра — часть большого ежегодного фестиваля «Каракуз». А мы, «Инде. Алмет», совместно с площадкой вновь провели воркшоп по театральной критике и культурной журналистике. На этот раз он назывался «Как писать о социальном искусстве в медиа и личном блоге», а экспертами выступили театровед, кандидат искусствоведения Кристина Матвиенко и шеф-редактор «Инде» и «Инде. Алмет» Камиль Гимаздтинов.

В прошлом году мы делали акцент на безоценочном описании спектаклей: почему и что получилось — читайте тут. В 2025-м нам показалось важным сделать пространство для высказывания шире, и, кажется, тексты в этот раз действительно получились более личными. Традиционно делимся частью результатов — избранными работами участников лаборатории — с минимальной их редактурой.

В тексте упоминаются наркотические вещества. Употребление наркотических средств, психотропных веществ и их аналогов вызывает зависимость, наносит вред жизни и здоровью и преследуется по закону. На территории Российской Федерации свободный оборот наркотических средств запрещен.

Тәти түгәрәк

Данис Ахметзянов

В режиссерском дебюте хормейстерки Азалии Менибаевой «Тәти түгәрәк», открывающем III Всероссийский фестиваль современного театра «Аулак», участники татарского хора переплетают монологи о себе, музыку и сигналы благодарности организаторам этно-модерн-фестиваля. Это спектакль-концерт, сотканный из голосов, тел и воспоминаний, где каждое «я» звучит внутри общего «мы».

Акторы спектакля — участники хора. В обычной жизни они поют вместе в свободное время. Сейчас они на сцене, 16 человек: 15 девушек и один парень. Они расположены вокруг стола. Часть сидит на стульях, другая — на полу, третья стоит. Разговаривают друг с другом, переглядываются, смеются. Одеты по-разному. Можно было бы сказать: свободно, но на ком-то есть красный цвет (имиджевый для театрального уикенда «Каракуза» в этом году), а на ком-то его нет.

Данис Ахметзянов

Зритель наблюдает за их выступлением из зала, будто случайно заглянул на репетицию, запыхался и теперь неловко топчется у двери. На протяжении спектакля некоторые хористы в монологах рассказывают о себе. Синхронный текст на русском и татарском языках появляется на экране.

Айдар испытывал тоску по малой родине вдали от нее и хотел слушать национальную музыку дома. Появился хор. Азалия ходила в кружок танца в гимназии и мечтала быть режиссеркой. Мечта сбылась. Индира боялась петь одна, ей не хватало поддержки. Зрительный зал взорвался аплодисментами, хористы поочередно окружили ее теплыми словами и жестами. Ангелина выросла на песнях татарской эстрады, которые ей переводила бабушка. Эти композиции вновь зазвучали в хоре. Лейсан рассказала, как завела кружок хора в болото и боялась осуждения за эту ошибку. Ребята остались с ней.

Монологи не ощущаются статично застроенными и подхватываются остальными участниками хора: они передвигаются по сцене, наряжают одну из участниц, танцуют и подбрасывают платки, собираются за столом и пьют чай с баурсаком.

Данис Ахметзянов

Музыкальное сопровождение — репертуар хористов. В спектакле он построен преимущественно на татарских песнях: эстрадных и современных, обрамленных концертмейстеркой Лейсан Минлибаевой в фолк-аранжировки.

Из собранного и логически выстроенного плейлиста, как слабо закрепленные беспроводные наушники, выпадает гимн фестиваля «Каракуз». Исполнение с запинками и незнанием слов маскируется вокальными импровизациями.

В финале от одной из участниц звучит мысль, что хор когда-нибудь непременно закончится. Но сейчас кружку важнее петь и получать удовольствие от настоящего, о чем заявляется со сцены.

Данис Ахметзянов

Включается «Дусларга» («Друзьям») Хании Фархи. На экране появляется видео с ребятами об их совместном времяпровождении на даче, прогулках по Казани. Зал получает долгожданное разрешение «открыть дверь» и присоединиться к хористам, подпевая из зала.

Это спектакль не столько о музыке, сколько о том, почему мы поем. Чтобы справиться со страхом. Чтобы не быть одним. Чтобы быть услышанными. Зритель может узнать себя — в желании нащупать свою идентичность, в боязни ошибиться, в стремлении найти своих.

«Чем больше голосов, тем громче нас слышно», — скажет Лейсан Минлибаева на обсуждении после выступления. В этом — их театр.

Я не был частью хора, но, когда звучали «Су буенда», «Татар кызы» и «Дусларга», — подпевал. Может быть, в этом и есть магия «Тәти түгәрәк» — в него можно войти даже с опозданием.

Квадрат

Лилия Даумова

Пятеро мужчин в спортивной одежде — визуально им 35+ — играют в центре зала в дворовую игру «квадрат» на расчерченных листах гипсокартона. Спойлер: потом эти листы превратятся в гроб. Парни пинают мяч, иногда прилетает и зрителям. Так начинается спектакль-рейв «Квадрат» режиссера Дмитрия Крестьянкина из петербургского «Плохого театра». Пятеро мужчин — это Крест, Скрипач, Борода, Босс и Лесик. Они как Гарри Поттер — «мальчики, которые выжили». Выжили в постсоветских 1990-х. Собственно, об этом и спектакль: о поколении, чьи детство и юность пришлись на период развала СССР и последовавшего за этим криминального хаоса, социальных потрясений и кризиса национальной идентичности.

Лилия Даумова

Дмитрий Крестьянкин объясняет зрителям правила взаимодействия во время спектакля — оказывается, можно танцевать вместе с артистами, когда включают дым и светомузыку. Танцы здесь не только элемент интерактива: хиты 1990-х смыслово сопровождают все повествование.

Парни рассказывают обо всем, что им довелось пережить. Иногда это монологи, иногда диалоги, но во всем есть градус и динамика. Жутко и смешно зрителям будет попеременно, а иногда и одновременно. Впрочем, порефлексировать можно будет позже, а пока — танцуйте, если сможете и захотите.

Лилия Даумова

Здесь будет все, что сохранилось в детской памяти: голод и нищета, драки в школьном дворе, разборки с гопниками, афганцы с посттравматическим стрессовым расстройством, наркотики, война в Чечне и захват больницы в Буденновске, дискотеки с медляками и нижним брейком, игра в «Сегу», «Денди» и фишки. Рефреном у всех — непростые отношения с родителями: «Армагеддон и конец света, когда мать дала тебе подзатыльник», да и «личные границы в 1990-е еще не придумали». И смерть, которая подбиралась порой слишком близко.

Было ли хорошее? Да, как и в почти любом детстве. Проба чувств, игра в приставку, деревня, совместные приключения. Главное — была дружба. Наверное, она и оставалась главной опорой. «Все должно было быть по-пацански».

Спектакль длится два с половиной часа, но их не замечаешь. Зрители максимально вовлечены в происходящее. Все держится на актерской игре, драматургии и удачно подобранной музыке, потому что из реквизита здесь лишь несколько артефактов эпохи: куча пустых «киндер-сюрпризов» в футляре от скрипки, фишки, мяч, труба-«гопобойка», колун, красный рюкзак с Томом и Джерри и стопка писем к девочке Рите.

Лилия Даумова

Тотальная сопричастность — вот что ощущала лично я. Мне 41, и я проживала похожий опыт. Выводя на прогулку в песочницу младшего брата, я сначала убирала из нее шприцы — и в спину шприц мне тоже вонзали. Идя по вечерам домой из музыкалки, я каждый раз рисковала не дойти. Хорошо, что всего лишь пару раз отобрали шапку. Мои одноклассники тоже «употребляли вещества» — помню, как в классе иногда пахло марихуаной. А еще хоронили мальчика Рому из нашей школы, его забили гопники. Думаю, парни в спектакле не приврали нигде и ни в чем. Похожий бэкграунд, пожалуй, есть у большинства, кто взрослел в 1990-е, особенно в провинции. Это своего рода стигма. Но, как говорится, не сдохли — и ладно. Нормальными же выросли.

Лилия Даумова

Время страха и трусости когда-нибудь пройдет, но ответов на вопрос, почему все было именно так, нам не даст никто. Хорошо, что память работает избирательно; плохо, что антидота от травмирующих воспоминаний никто еще не придумал. Эти воспоминания всегда будут фонить в нас, как захоронения радиационных остатков.

«Нельзя заново прожить жизнь», — так сказал один из героев. Но травма, в том числе и коллективная, становится меньше, когда о ней говорят. Для того, пожалуй, и создали этот спектакль.

Анастасия Степанова

Будьте осторожны: при входе в зал в вас может прилететь мяч.

В центре на полу расчерчен квадрат, похожий на уменьшенную копию баскетбольной площадки. Играет Prodigy, пятеро парней в спортивных костюмах нагоняют мяч. Ощущение школьной дискотеки, на которую ворвались гопники. Позже зрители узнают, что в сравнении с гопниками эти парни — интеллигенты.

Анастасия Степанова

«Мы плохой театр, ничего хорошего от нас не ждите», — предупреждает режиссер, зрители одобрительно смеются. Спектакль «Квадрат» Дмитрия Крестьянкина — собранные режиссером воспоминания из 1990-х, личные и его друзей-корешей. Герои общаются друг с другом и зрителем, рассказывают о том, как проходило их детство. В перерывах между историями включается знакомая всем музыка и начинается рейв, к которому всех приглашают присоединиться. Опыт 1990-х здесь оказывается универсальным — даже если твое детство пришлось на более поздний период, ты можешь подключиться к коллективной ностальгии. Потому что эти истории, хоть и остались в прошлом, массово присутствовали, а иногда и до сих пор происходят в среднем дворе любого спального российского района. Гопники, которые, если и не трогали тебя, все равно пугали. А с ними — окружающая наркозависимость, первые пузатые компьютеры, дворовые игры, дискотека со светомузыкой, стрелки, неловкие подростковые влюбленности и семейные трагедии, которые становятся основой разговора о непростом времени.

Анастасия Степанова

Эмоции, которые должен испытать зритель, четко распределены по сценарию. Зачастую обходится без сюрпризов: там, где ты испытал радость, обязательно тут же испытываешь ужас. Во время трагичной истории о смерти близких — ком в горле. Но включается музыка — и начинается высвобождающий дикий танец. После истории о школьной любви — воспоминания о восприятии чеченской войны, запись радиоперехвата и «Ельцин — мразь». «Киндеры» соседствуют с наркотиками, истории о голодных временах сопровождаются ностальгическими воспоминаниями о пацанской дружбе. Режиссер вводит зрителей в нестабильность, управляя вниманием, которое оказывается таким же гибридным, как и судьбы героев.

Анастасия Степанова

Можно ли назвать этот спектакль исследованием памяти, или режиссер просто предъявляет зрителю личный опыт без предложения с этим опытом справиться? Спектакль идет два с половиной часа, как бы намекая: нет, ты еще не устал, послушай все мои истории. Архив воспоминаний, который должен превратиться в художественное произведение, остается замкнутым на себе. Возможно, режиссер хотел оставить зрителю ответственность: я показал и подсветил, а вы решайте сами, что с этим грузом делать. Что остается зрителю, чью рану расковырял спектакль, кроме как вариться в болезненных воспоминаниях? Изобилие эмоций приводит к бессилию и не находит выхода.

Как и в фильме «Брат», ничего, кроме правды, фактов и воспоминаний, нет. «Если бы мы видели другое, мы бы показали другое», — рассказывает режиссер, отвечая на вопрос, не романтизирует ли он насилие. Создав довольно безопасное пространство для сомнения, режиссер, однако, не инициирует диалог со зрителем. И все-таки: должен ли он это делать, или для этого нужен отдельный медиатор?

Надежда Ишкиняева

Босс, Лесик, Скрипач, Борода и Крест — пятеро друзей, которые выросли и социализировались в Туле 1990-х. Пол, застеленный оргалитом пять на пять метров с белой полосой по периметру, становится площадкой для их монологов, игр в приставку, школьных стрелок, деревенских дискотек, любовных признаний и столкновений с новой Россией.

Когда зрители входят в зал, актеры уже играют в мяч. Это популярная дворовая игра в «квадрат», или «четыре на четыре». Я подумала, что пропустила начало, потому что вокруг громко играли Prodigy, светомузыка освещала сцену, а дым-машина периодически выпускала пар. Но оживленное действие прервала стандартная просьба выключить телефон. После чего в центр вышел режиссер спектакля Дмитрий Крестьянкин и обозначил правила поведения для зрителей: можно танцевать на сцене, когда заиграет популярный трек, а под «Сплин» желательно включить фонарик.

Надежда Ишкиняева

Узнавание, которое случается от первого касания с работой, проходит через весь спектакль. Это его несущая конструкция — напомнить, что у нас, зрителей, независимо от пола и возраста был один на всех перестроечный опыт жизни в стране. Подключиться очень легко. 99 из 100 историй и случаев в спектакле происходили со мной, мурманской школьницей, которая жила в самом удаленном микрорайоне города, заполоненного наркотиками, и каждый день пробиралась через страх и насилие, идя в школу.

Это документальный спектакль, поставленный по рассказам пятерых парней, один из которых сам Крестьянкин. Я не просто им верю, я знаю, что все произошедшее правда. Это ощущение подкрепляется хитами, которые на физиологическом уровне вызывают коллективное телесное узнавание.

Надежда Ишкиняева

Ты — не только твоя травма, повторяет по зуму мой психолог в 2025 году. Сейчас у меня есть инструментарий и дистанция, чтобы вернуться на заснеженную дорогу полярной ночью и пожалеть себя-ребенка, который идет в школу на лыжах. Хотят ли этого эффекта актеры в своей работе? Приглашают ли они нас отработать этот опыт совместно и преодолеть коллективную травму? Крестьянкин говорит да: каждое проговаривание материала его освобождает. Но для меня это бесконечное умножение историй, зацикливание, которые погружают в ограниченный самореферентный квадратный мир, из которого режиссер не предлагает выхода. Режим ретравматизации обрывается, когда я выхожу на сцену и вместе со всеми протанцовываю вырвавшиеся переживания, находя для них место в моем теле и телах других через 20 лет.

Это тебе

Дина Нургалеева

Я стояла перед раскрытыми коробками с подарками. Там были красные туфли, бараньи косточки, пистолет, чашки, хиджаб, письма. Я вдруг осознала беспомощность перед судьбой: что бы я сейчас ни сделала, меня не возьмут в светлое будущее на Марсе.

Зрители сидят на стульях в кругу, который замыкает горка из серых пронумерованных коробок. Гул разговоров: люди в полумраке дообсуждают то, что принесли снаружи. Я тоже принесла свое и додумываю какую-то мысль, но переливающееся освещение на коробках подсказывает: скоро мы забудем свои истории.

Режиссер спектакля «Это тебе» Никита Славич выходит к микрофону и читает с листа. Он говорит, что наши бабушки и дедушки, улетая на Марс, оставили нам подарки. Мы должны открывать коробки по порядку, ставить их в центр зала и исполнять инструкции в письмах. Я жду, что этот режиссер, такой энергичный человек в костюме с блестящими полосками, будет раскрывать коробки вместе с нами, но он уходит.

Дина Нургалеева

Я остаюсь в темноте со своей смертной скукой внутри, а свет коробок что-то мне обещает. К тому же открывать подарки так интересно! Я беру первую коробку, в ней красные туфли мамы и письмо. В скобках инструкции: читать взволнованно, найти знакомые лица в зале, поклониться. Текст в скобках действует освобождающе. Я пялюсь не просто, а по сценарию. Туфли — это символ. Главный подарок, который передает автор письма, — право на красоту.

Далее вскрывается коробка за коробкой. Появляются свадебная фата и право на свадьбу, бараньи кости для бурятской игры шагай наадан и право ни с кем не соревноваться, хиджаб и право на самоопределение. На 13-й коробке я начинаю бунтовать. Хочется выйти и вскрыть все коробки до последней, чтобы больше не читать никаких инструкций.

Дина Нургалеева

Наконец мы добираемся до последнего подарка. В нем два письма, которые должны озвучить самые младшие зрители. Двое подростков 12 и 14 лет сбивчиво читают. Нужно назвать предмет, который они заберут с собой. Но они говорят прямо по тексту с бумажки: «Я выбираю какой-то предмет, он пригодится мне в будущем для чего-то, он очень важен для меня». И сообщают нам, остальным зрителям, что они нас любят, но им пора улетать.

И это будущее, подумала я. Люди, которые, что им ни подари, выберут свое сами. А я, читавшая текст выразительно в микрофон и выполнившая инструкции, получаю прощальное письмо. «Жаль, что меня не взяли в будущее», — пожаловалась я коллеге, а она ответила: «Живи настоящим, Дина». Придется.

Так я встретилась в Альметьевске со спектаклем соучастия, где зрители влияют на ход событий и, по сути, становятся актерами. Было интересно наблюдать, как некоторые участники органичны в новых ролях: одни предсказуемы, а другие ломают рамки. Мужчина, например, прочитал текст в скобках и раскрыл тайны, а женщина подпевала в микрофон, хотя этого не было в сценарии.

После спектакля Никита Славич рассказал: зрители порой импровизируют, но постановка от этого не ломается. Зато каждый раз проигрывается по-новому.

Mute

Кристина Матвиенко

Шесть девочек в белом встают в цепочку друг за другом и, трогая впередистоящую по плечу, говорят словечко — так, чтобы следующей можно было повторить. У кого-то получается, у кого-то не очень: детская игра в испорченный телефон в спектакле Mute альметьевского «Аулака» (продюсер и руководитель театра горожан — Эльвира Галеева) затеяна девочками с разным уровнем слуха.

Кристина Матвиенко

Это центральная сцена в 40-минутной работе казанского хореографа Ильдара Алекбаева, построенной на минималистичном танце, очень идущем юным участницам, и нескольких играх на непонимание или, наоборот, контакт. В этой сцене слова есть, а в других почти нет: но не потому, что Ильдар хореограф, и не потому, что актрисам-перформеркам непросто говорить. Но потому, что слова — такой же материал коммуникации и самопроявления, как и тело. Название спектакля отсылает к режиму «без звука», и здорово, что это общеизвестное английское слово можно и не переводить. И так понятно.

Кристина Матвиенко

Вот и тут — и так понятно, что человек может быть слабослышащим, но это не значит, что он должен быть выдернут из социума. В спектакле, построенном как серия разных по типу движенческих паттернов, исследуются разные стороны возможной дискоммуникации. Но исследуются телесно, а значит, достоверно: тело не врет. И когда, нарушая последовательность выученного танца, соматически грамотного и красивого, девочки танцуют наконец свое любимое — кавер-танец под k-pop, — становится понятно еще одно. Что в любом формализованном социальном ритуале всегда найдется дыра. И мы туда пролезем.

Обложка: vk; фото: театр горожан «Аулак»

Поделиться статьей:
Вконтакте Telegram Instagram*
Ко всем статьям
*Instagram — деятельность
на территории РФ запрещена
Далее по теме:
Что такое коммеморация и что общего она (не) имеет с действительностью: разбираемся на примере спектакля-променада «Каюм Насыри: мехом наружу»
Свадьба, драма и парение в бане: как прошла премьера иммерсивного спектакля «Йорт» в Альметьевском драмтеатре
Библиотека, кафе и коворкинг: как устроен центр «Комсомольский» в Альметьевске

Будем ближе

Присоединяйтесь к нашему сообществу в социальных сетях, чтобы быть в курсе последних новостей, эксклюзивных интервью, обзоров и аналитических материалов. Будьте в тренде вместе с нами!
*Instagram Meta Platforms Inc. запрещено на террритории Росии
Будьте в курсе последних событий
E-mail:
Тема:
Нажимая на «Подписаться», я соглашаюсь с обработкой персональных данных